Алексей Мамонтов — культовая личность российского валютного рынка. Для тех, кто случайно пропустил 90-е, напомним, что он стал главным валютным маклером Московской межбанковской валютной биржи (ММВБ). Его профессионализм и артистизм вошли в дилерские легенды.
С 1999 года он бессменно возглавляет Межбанковскую международную валютную ассоциацию, учредителями которой выступили 30 крупнейших российских банков. О текущей ситуации на валютном рынке, о том, что означает для промышленников обязательная продажа выручки, стоит ли вкладываться в юани и рупии, и про многое другое Алексей Мамонтов рассказал в интервью «Про Металлу».
Алексей Мамонтов в девяностые годы.
— Алексей Николаевич, начнём со злободневного. Решение о введении курсовой пошлины и об обязательной продаже валютной выручки для экспортёров, в том числе и для металлургов — что оно означает и к каким последствиям может привести? Каковы причины возвращения к административным мерам валютного регулирования? Терминология из 90-х, но есть ли сходство с той ситуацией?
— Есть несколько причин для административного вмешательства. Первая — влияние санкций. Заморозка наших валютных резервов на первом этапе оказалась совершенно неэффективной. Но на длинной дистанции этот фактор сказывается. Центробанку и Минфину труднее корректировать курс, когда ситуация нормализовалась.
Весной 2022 года резко сократился импорт. При этом ускорилась репатриация валютной выручки. Сейчас импорт растёт. И потребительский, и промышленный. Поначалу ведь полтора года назад импорт затормозился, что привело к откату курса, доллар начал падать. Затем оторопь на рынке прошла, «серые» каналы стали всё более востребованными. Импорт снова стал расти, соответственно, стал расти и спрос на валюту. Отсюда и необходимость валютного регулирования. Люди нашли выход из расчётного кризиса. Наши партнёры из «дружественных государств» поняли, что риск вторичных санкций не так велик.
Отчасти нам какое-то время помогал рост цен на нефть и газ, но сейчас ситуация складывается таким образом, что если возникнет дефицит долларов или евро, то покрыть его будет нечем. У правительства и Центробанка такой возможности нет, удерживать курс они не могут. Ресурсы, которые помогали нам вначале, оказались исчерпаны.
Центробанк больше не имеет возможности удерживать курс рубля.
— Но экспортёры при этом ведь страдают, им же фактически рубят по рукам. Или это лишь внешнее впечатление?
— От обязательной продажи валюты экспортёры как раз не страдают, это иллюзия. Схема сейчас введена нормативно, но по факту она существует давно. По статистике Центробанка, 85–87% валюты крупнейшие экспортёры продавали и до появления нормативных указаний. Просто власти сделали этот процесс более прозрачным и формальным. Это не 90-е.
Малый и средний бизнес, который сейчас во многом занимается импортом, в том числе и по запросам промышленности, может спокойно купить валюту. А продавцы имеют достаточно удобные сроки для её продажи. Если сравнивать с 1998, то тогда за нарушение сроков очень сильно штрафовали, а срок продажи составлял всего 7–10 дней. Сейчас не меньше 30 дней.
Иными словами, если в 90-е и нулевые годы обязательная продажа валюты была сдерживающим фактором для развития экономики, то сейчас это, скорее, позитивная мера. Раньше ведь мы ориентировались на иностранных инвесторов, которых, разумеется, данная норма отпугивала и усиливала их риски. В 90-е такая норма, как обязательная продажа валютной выручки, добавляла один процент к стоимости кредитования за рубежом — гигантская цифра. А сейчас нет западных инвесторов и нет такой проблемы.
Инвесторы из «недружественных» стран ещё лет десять здесь не появятся, и административная норма на внутреннем рынке практически не сказывается. Если государству нужно, то оно и так найдёт много способов изъять деньги у промышленников и металлургов в том числе. Через увеличение НДПИ, через какие-то квазиналоги. Но к валютному регулированию это не имеет отношения.
Экспортеры не особо страдают от обязательной продажи валюты, они ее и так продавали.
— То есть контроль государства над валютным рынком не тотален?
— Валютный рынок остался: допуск к торгам на бирже для импортёров остался, открытие счетов в иностранной валюте осталось. Главная проблема — это расчёты, переводы, причём как для корпораций, так и для физических лиц. Но это результаты западных санкций, а не действий нашего правительства. И эти санкции идут с 2014 года.
Просто до какого-то времени многие их не воспринимали всерьёз и продолжали держать валюту за границей. А сейчас, получается, деньги дома хранить безопаснее, чем за рубежом. О проблеме расчётов мы говорили давно. К её решению надо было приступать сразу, в 2014-м. Проблему недооценили и в результате имеем сегодняшнюю ситуацию.
— Традиционный вопрос финансисту: у нас сейчас курс доллара рыночный или административный?
— На мой взгляд, рыночный. Да, есть определённые ограничения по снятию, например, наличной валюты. В каких-то локациях есть дефицит самой валюты, но этот дефицит не связан с регулированием. Просто наличные банкноты к нам теперь не ввозятся. Тоненький ручеёк наличности втекает вместе с гражданами, которые ввозят её и продают. Но фактически мы имеем в стране тот объём наличной валюты, который находился внутри в феврале 2022.
Индийские рупии теперь на слуху, но расчеты с Индией мы ведем по-прежнему в долларах.
— А мог бы наличный юань заменить доллар и евро?
— Мог бы, если бы не существовало два юаня. Не все, может, знают, что есть юань внешний и есть юань внутренний. И есть спорные моменты по поводу того, каково наполнение того или иного юаня. Если бы этого не было, то юань бы уже был доминирующей валютой в мире. Но китайские банки уже играют большую роль в мировой финансовой системе, так что всё может быть. Здесь можно посмотреть материал о том, чем отличаются два юаня.
Возвращаясь к страхам перед администрированием валютного рынка, скажу, что они сильно преувеличены. И предприятия, и граждане спокойно выходят со своим спросом на рынок и имеют возможность эту валюту приобрести. К тому же доллар — это уже не такой фетиш, каким был когда-то, и мы потихоньку начинаем от него уже отвыкать.
И в отличие от 90-х доллар не единственный инструмент для вложений. Совершенно на другом уровне внутреннее производство. Оно во многом закрывает внутреннее потребление. Хотя, конечно, товарного дефицита по отдельным группам нам в обозримом будущем не избежать.
Юани тоже бывают разными.
— С долларами и евро всё понятно. А юани или, например, индийские рупии экспортёры тоже должны продавать? Индия теперь тоже один из важных рынков сбыта для российских металлургов и угольщиков.
— В указе президента говорится о всех видах валюты, значит, и юани тоже нужно продавать. С рупиями всё сложнее. Рупии ведь не рыночная валюта, она не торгуется на бирже. Мы пытаемся с Индией перейти на расчёты в юанях, но они активно сопротивляются. Поэтому с этой страной большая часть расчётов у нас идёт по-прежнему в долларах.
— Что будет дальше с рублём? Этот баланс в районе 100 рублей за доллар/евро сохранится на ближайшие полгода?
— Может и до 150 дойти. Я, например, не вижу перспектив для укрепления рубля. Спрос на валюту будет расти, это очевидно, а экспортные доходы могут начать сокращаться. Резервов для удержания курса практически нет. Следующий год станет показательным, нагрузка на экономику будет очень серьёзная. Но в отношении экономики у меня всё же преобладает позитивный настрой.
Сейчас мы видим рост, в первую очередь, именно в промышленности. А курс, он не на многое влияет. Зарплаты в рублях, кредиты и ипотека в рублях — это не 90-е, когда люди получали рубли и сразу бежали менять их на доллары. Выбора у людей не было. Сейчас есть много способов для сбережения и приумножения капиталов: это и инвестиционные монеты, и слитки, и облигации, и альтернативные валюты, и недвижимость, и земля. Инструментов для хеджа полно. Поэтому паники быть не должно, как не должно быть и чёрных понедельников или вторников.
Беседовал Сергей Дмитриев
