Единый добровольно-принудительный бюджетно-наполнительный взнос by Правительство РФ — мера сильно непопулярная среди бизнеса. К тому же она с дурным душком для фундаментальных основ рыночной экономики, но при этом популярная среди обывателя, поскольку на редкость точно улавливает социально-политические настроения нашего общества. И как любая мера творческого (несистемного) решения экономических проблем в моменте, она вызывает много разногласий и пересудов.
Один из таких спорных аспектов: кому платить, почему и сколько? Это — своеобразный водораздел для российского бизнеса на тех, кто «рАвно удален», и на тех, кто «равнЕе».
Во-первых, платит только крупняк. По словам Антона Силуанова, мера затронет лишь 0,1% российских компаний. Спрашивается, почему? Если платёж предполагает процент от сверхприбыли компаний, то даже если его применить ко всем чохом, включая мелкий и средний бизнес, это был бы одинаково значимый (по утверждению Минфина — малозначимый) взнос в переводе на абсолютные деньги.
Такой вариант, по крайней мере, не делил бы отечественный бизнес на назначенных упырей и страдальцев по принципу «кто хорошо и МНОГО работает, тот и крайний».
По словам Антона Силуанова, взнос в бюджет затронет лишь 0,1% российских компаний.
Второе. В этическом плане идея скинуться всем миром, чтобы помочь экономике в трудную минуту, объединяет, исключает избранность и снижает градус несправедливости меры.
Единый подход исключает поиск различных форм ухода от бюджетных рестрикций в дальнейшем. В ситуации неравноправия любой предприниматель будет искать возможности снизить обременение. Начнёт думать, а не вывести ли мне трейдинг отдельно, транспорт отдельно, закупки отдельно или просто разделиться на 100 маленьких «контор», если в этом случае риски применения фискальных рестрикций уменьшаются.
В аргументации правительственных чиновников лежит идея сверхдоходов российских экспортёров в первой половине 2022 года, возникших из-за санкционного шока, сбоя цепей поставок и резкого роста цен на комодити. Но почему-то чиновники удобно забывают, что во втором полугодии 2022 года большая часть этих доходов была потеряна из-за падения курса рубля, введения пошлин и эмбарго, диких дисконтов на российскую продукцию на немногочисленных «дружественных» рынках.
И наконец главное — исключение нефтегазовых и угольных компаний из списка плательщиков «спецвзноса» посылает невразумительный сигнал бизнесу.
«Это почему же все животные равны, а некоторые равнее?» — спрашивают предприниматели, члены РСПП и «Деловой России». Очевидно, что фундаментальные проблемы перестройки цепочек поставок в равной степени коснулись всех бизнесов. Все экспортно-ориентированные компании, о которых в первую очередь идёт речь, столкнулись примерно с одинаковым перечнем проблем.
Все вынуждены были с боем проталкиваться на Дальний Восток, все столкнулись с отказами со стороны международного логистического сервиса, с введением пошлин и эмбарго, трудностями на рынках фрахта и страхования, значительными трейдинговыми дисконтами.
Да, логика кабмина отчасти ясна, для нефтянки поменяли бюджетное правило, ввели налоговый ориентир в виде цены марки urals в проценте от brent и т.д.
Для угля произошло опережающее повышение железнодорожных тарифов в среднем на 11% и рост НДПИ с 1 января по 31 марта 2023 года. Но до этого уголь долгие годы не доплачивал в бюджет около четверти всех железнодорожных тарифов страны, да и сегодня его ставка продолжает субсидироваться за счёт металлов, удобрений, нефти и другой российской продукции. То есть тех отраслей, кто заплатит спецплатёж с их «сверхдоходов».
Для угля произошло опережающее повышение железнодорожных тарифов в среднем на 11% и рост НДПИ с 1 января по 31 марта 2023 года. Но до этого уголь долгие годы не доплачивал в бюджет около четверти всех железнодорожных тарифов страны.
К разговору о сверхдоходах, важно упомянуть о торговых дисконтах, которые безусловно коснулись всех экспортёров, но достигли каких-то заоблачных величин именно на российские углеводороды. Казалось бы, всё очевидно, однако в этой теме сохраняется больше вопросов, чем ответов.
И главный из них — кто основной выгодоприобретатель этих дисконтов? По расчётам экспертов, для угля они могут достигать более $25 млрд по итогам 2022 года. Устойчивое мнение о том, что эти деньги получают наши покупатели, — ошибочно.
Как ни странно, именно зона трейдинга и логистики, то есть те, кто может организовать доставку, несмотря на санкционные запреты, отключить судовые маяки, разбодяжить нефть, зашехтовать уголь, стали главными бенефициарами экстремальных дисконтов.
Но зачастую это не какие-то сложные капиталоёмкие бизнес-структуры, а просто оборотистые парни с компьютером и авторучкой, предусмотрительно переехавшие из швейцарских Цугов в арабские Дубаи, где они консолидируют свои, то есть наши отечественные доходы.
В Дубаи сконцентрировано немало российских денег.
В чьих интересах — спросите вы? А может быть и в наших или, точнее, почему не в наших?! Ну, то есть за эти потери наших экспортёров надо бы наказывать, а не поощрять исключением из списка плательщиков добровольного сбора!
Так вот… Чему же нас учит эта история неравного налогообложения? А просто будь хитрее — смени офшор и спи спокойно. Потому что в ОАЭ или в Саудовской Аравии или… в Турции нет неожиданных единоразовых выплат в бюджет с противоречивыми исключениями.
Мария Никитина
Основатель проекта N.Trans Lab
