Наше издание продолжает традицию. В конце года мы беседуем с Анатолием Никитиным, который является членом правления РСПП, советником председателя Ассоциации НП «Горнопромышленники России». А также он руководит крупным холдингом, строящим под ключ проекты в горнорудной отрасли, различные ГОКи. Поэтому Анатолий Юрьевич знает ситуацию в отрасли изнутри.
— Какие основные тенденции были в горнорудной отрасли России в уходящем году?
— Прежде всего, отмечаю усиление цифровизации и роботизации отрасли. Часто это вынужденная стратегия для руководства компаний. Её вызывает дефицит кадров. Но нет худа без добра. Эта стратегия соответствует требованиям Национального проекта по роботизации. Однако в проекте нет замены водителей горной техники и других горняков, а стоило бы это включить. Хотя бы из тех соображений, что замена человека автоматикой на горных разработках ликвидирует производственный травматизм. Она исключает несчастные случаи.
Также в отрасли начинает расширяться применение искусственного интеллекта. Обогатительные фабрики уже сейчас во многом работают в автоматическом режиме. Человек требуется для контроля, плановых ремонтов или вмешательства при авариях. Гора — это более человекоёмкая часть нашей отрасли. И там появляются примеры использования «беспилотной» техники.
— А что происходит с инвестициями?
— Новых проектов становится всё меньше. Причина — отсутствие дешёвых денег. Снижение ключевой ставки на 5% за полгода проблему не решает. Даже 16% плюс банковские проценты по кредиту — это огромные деньги даже для крупных компаний. Почти нет проектов с рентабельностью, которая позволяет платить по кредитам и оставаться с прибылью.
Сейчас комфортно себя чувствует добыча золота и других драгоценных металлов. Также хорошо идёт добыча сырья для производства минеральных удобрений. С этими секторами приятно работать, там есть заказы. Пусть и не так много, как раньше. У клиентов есть средства на предоплату.
Та же ситуация с высокими переделами. Уход в высокие переделы требует инвестиций. Инвестиции требуют определённого уровня рентабельности. Сегодня этот уровень не обеспечен. Нет ни дешёвых кредитов, ни гарантированного внутреннего спроса. С точки зрения бизнеса эффективнее просто добывать полезные ископаемые и сразу продавать.
Основным покупателем по многим металлам, начиная с золота, выступает Китай. Его интересуют запасы многих металлов. Чем ближе к этой стране территориально, тем выше интерес. Меди, например, мы сейчас добываем в четыре раза больше внутренней потребности. Что касается китайских инвестиций в нашу отрасль, то их стало больше, чем в 2024 году. Но это всё равно единичные истории.
Сейчас комфортно себя чувствует добыча золота и других драгоценных металлов.
— Горнорудная отрасль порождает спрос в смежных отраслях. Что происходит в горном машиностроении? Что с компаниями, которые строят для них объекты?
— Происходит мало хорошего. Рынок, о котором вы говорите, стал сильно конкурентным. Причина — стало меньше тендеров. На них всё чаще побеждают те, кто предлагает не собственное оборудование, а китайское. В лучшем случае на нём переклеивают шильдик. Российские производители недозагружены. Их зарплаты выросли за последние годы, а рентабельность упала.
По законтрактованности у российских машиностроителей уровень 60% к 2024 году. У машиностроителей и так была рентабельность 2–4%. Сейчас многие ушли в убыток.
Фонд оплаты труда в машиностроении не может превышать 15–20% от общей стоимости заказа. Он должен сжиматься вместе с контрактацией. Следовательно, идут вынужденные сокращения. Они бывают прямыми или скрытыми.
— Что значит скрытые?
— Это запрет приёма на работу. Люди всё равно увольняются по разным причинам. Они переходят на другие предприятия, уходят на пенсию. Но на их место запрещают кого-то нанимать. Сейчас такое наблюдается по всей России. У тех, кто строит объекты для горняков, похожая ситуация. Приходится идти на разные ухищрения, чтобы выиграть тендер.
Например, я знаю случаи, когда компании выходили на тендер с демпинговыми ценами. Потом в процессе реализации заказа пытались добиться увеличения сметы. Потому что реально за такие деньги ничего построить нельзя.
— А курирующие ведомства понимают тяжесть проблемы?
— По-моему, нет. В конце концов, не обязательно даже раздавать дотации. Все понимают, денег в бюджете мало. Но главное, что нужно — поднять пошлины на оборудование, ввозимое из-за границы. Прежде всего, из Китая. Тогда рынок не был бы так переполнен конкурентами. И мы смогли бы с минимальной рентабельностью продавать свою технику.
При ныне действующем подходе наше машиностроение не имеет экономического смысла. Как это ни грустно признавать. Но в направлении защиты наших производителей почти ничего не делается.
Фонд оплаты труда в машиностроении не может превышать 15–20% от общей стоимости заказа.
— Ваш прогноз: какие тенденции будут характерны для следующего года?
— Постепенно будет сходить на нет проблема кадрового дефицита. Отчасти за счёт расширения применения ИИ и безлюдных технологий. Хотя это не настолько линейный процесс, как может показаться. Упрощённо говоря, внедряешь ИИ, увольняешь дешёвых бухгалтеров — и вынужден нанимать дорогих программистов.
— А зачем тогда вообще это нужно?
— Смысл есть. ИИ не допускает «человеческих» ошибок. Он не срывает сроки подготовки конструкторской документации и прочего.
Второй фактор исчезновения дефицита рабочих рук — сжатие отрасли. И перераспределение кадров между предприятиями.
Угольную отрасль, например, явно будет продолжать лихорадить. Добыча угля незначительно снижается в этом году. Но при этом денег в отрасли нет. Выживают крупные холдинги типа СУЭК. Пойдёт укрупнение. В связи с этим закроются нерентабельные предприятия и будут увольнения. Вакансии «на северах» будут заполняться бывшими угольщиками. Сейчас на вахте на Севере средняя зарплата на руки — 250 тысяч рублей. Не как в Кемерово — 70 тысяч.
— Наконец, к нам поедут гастарбайтеры из дружественных стран?
— Это уже происходит. Например, на стройке, где трудятся северокорейцы. Кстати, спецодежду для отрасли раньше шили в исправительных колониях. Теперь, как я слышал, эту сферу отдали предприятиям с северокорейским контингентом. «Работают как роботы, по 12 часов в день. Некоторые остаются и после работы, чтобы лучше освоить профессию», — такие о них отзывы. Мне очень хвалили сварщиков из Индии. Оттуда тоже кадры уже едут.
Наконец, если говорить о тенденциях, стоит отметить истощение традиционной рудной базы. Поэтому на ближайшие годы, если не десятилетия, Арктика и Дальний Восток — это «наше всё». Центр тяжести горно-металлургической отрасли будет смещаться туда.
Угольную отрасль будет продолжать лихорадить. Добыча угля незначительно снижается в этом году.
— По вашему мнению, есть возможность сделать так, чтобы в отрасль пришли инвестиции?
— Мы с коллегами предлагали механизм. На Западе, как известно, заморожены наши активы. Они в Россию уже не вернутся. Я с коллегами предлагал выпустить в том же объёме деньги, проведя эмиссию. И вложить их в реальный сектор. Нужно отобрать через структуру вроде ФРП производства, необходимые для выстраивания полных производственных цепочек. И выдать на это льготные кредиты. Поскольку средства уйдут в реальный сектор, инфляцию они не разгонят. Мы эту идею презентовали даже министру финансов Силуанову.
— И что он ответил?
— Он сказал, что глава ЦБ Набиуллина никогда этого не согласует. Что она боится всплеска инфляции. Хотя инфляция в стране уже идёт, и немалая. Достаточно посмотреть на цифры роста тарифов на ЖКХ, электроэнергию, железнодорожные перевозки. Что бы там ни считал Росстат. Но нас пока не слышат.
Алексей Василивецкий
