Слово «биоразнообразие» уже стало самым популярным в экологической повестке меткорпораций в 2025 году. Аббревиатура ESG, видимо, слегка поднадоела или вышла из моды, поэтому теперь в каждом релизе — про сохранение биоразнообразия видов животных, птиц, рыб, насекомых, растений, что подаётся как результат экологических усилий той или иной компании. Уже отраслевые советы по биоразнообразию создаются, конкурсы, премии. Не удивимся, если скоро до выведения новых видов дело дойдёт.
Кого-то отдельно из корпораций выделять не будем: мода, как обычно, захватила практически всех металлургов. Спору нет, забота о природе — дело важное и полезное.
Но действительно ли речь идёт об успешных кейсах именно по сохранению максимально большого количества видов, или это просто относительно новый красивый термин, которым обозначают всю работу по экологической повестке?
Рассмотрим всего один трек: по восстановлению рыбных запасов, благо он повторяется из года в год. «Про Металл» уже неоднократно обращался к этой теме, но сейчас самое время показать максимально подробно, почему металлурги объективно не могут осуществить то самое сохранение биоразнообразия, в данном случае видов рыб. И сразу же подчеркнём, что это не вина металлургов, а системная проблема межотраслевого взаимодействия.
Итак, по законодательству, любая корпорация, которая наносит вред своей деятельностью ВБР — водным биоресурсам (рыба, моллюски, рачки, личинки, водные насекомые и прочий так называемый бентос), должна компенсировать ущерб государству. Как это происходит?
Вот так происходит стандартный выпуск мальков в естественную среду обитания.
По поводу самого ущерба дискутировать не приходится. Он есть и будет в любом случае. Даже если ты решил банально построить мостик через крошечную речушку, то ущерб ВБР всё равно нанесёшь. Сваю для мостика в дно речушки воткнул — значит, уже произвёл углубление дна. В результате песок поднялся, какие-то крошечные личинки и микроорганизмы из-за этого погибли, а значит, меньше корма стало для условной плотвы, она из-за этого тоже погибла — вот тебе и ущерб.
Что уж говорить о крупных корпорациях, которые в любом случае вынуждены какие-то отходы производства сливать в водоёмы. Очищенные или не особо очищенные, дело сейчас не в этом. Факт в том, что ущерб для рыбы неизбежен.
Как его считают? Проводят рыбохозяйственную экспертизу. Как правило, её делают сотрудники территориальных управлений Росрыболовства, хотя можно обратиться и в частную фирму. Результат в любом случае будет примерно одинаковый, поскольку используется одна и та же методика подсчёта ущерба, которая ещё лет 10 назад была оформлена отдельным ведомственным циркуляром под названием «Методика 1166». Методика постоянно совершенствуется и обновляется, но базовые принципы не меняются.
По результатам экспертизы получаются цифры, что в результате деятельности предприятия в течение, допустим, 3 лет, в реке N погибнет условно 2 тонны плотвы, 1 тонна окуня, 500 кг леща, 300 кг налима, 100 кг хариуса, 100 кг щуки и т.п. Вот оно, видовое разнообразие по ущербу.
Далее считается суммарная цифра ущерба. По весу (или по биомассе, если по-научному), обратим на это особое внимание. При этом видовое разнообразие уже уходит на второй план. То есть в экспертизе обозначается суммарный ущерб — 4 тонны ВБР. Вот и компенсируйте! Но как?
Взрослую рыбу таких же видов и такой же массы достать невозможно. В России свыше 100 государственных рыбзаводов и примерно столько же частных. Но все рыбзаводы продают только мальков. Выращивать их до взрослого состояния никто не станет.
Во-первых, можно элементарно разориться на рыбных кормах, и тогда обычная щука через год станет дороже осетра. А во-вторых, рыбоводные мощности не позволяют. Это сколько же бассейнов для взрослой рыбы потребуется! Поэтому исключение составляют лишь частные аквафермы, которые подращивают до товарного состояния, например, осетров, чтобы продать их в рестораны или в лакшери-супермаркеты. Остальные рыбзаводы торгуют лишь мальками, но далеко не всех видов.
Вот так выглядит рыбзавод. Слева совсем малыши, справа чаны с молодью.
Учитывая этот ключевой нюанс, законодательство предусматривает компенсацию ущерба именно мальками (или личинками, из которых потом вырастают мальки), а подсчёт ведётся именно в штуках. Удобно? В принципе, да. Для всех, кроме самой природы и её биоразнообразия.
Что происходит на практике? Представитель меткомбината обращается на ближайший рыбзавод, говорит, что ему надо выпустить в рамках компенсационных мероприятий, условно, 3 миллиона мальков, и запрашивает ассортимент, что они там выращивают. Ему на рыбзаводе говорят, что в таких количествах у них есть, к примеру, только пелядь - очень популярная рыба в Сибири, достаточно жирная и вкусная.
Что остается делать металлургам? Гонять по всем рыбзаводам страны, чтобы пропорционально приобрести мальков щуки, хариуса, налима и т.п.? Но это хлопотно и удорожит логистику в несколько раз.
Мальков же надо ещё доставить к месту выпуска, а это товар капризный. Уж сколько было случаев, когда мальки гибли десятками тысяч при длительных перевозках. И перегреться можно на жаре, и кислорода в живорыбном контейнере может не хватить.
Поэтому меткомбинат просто спокойно закупает на ближайшем рыбзаводе эти 3 миллиона мальков пеляди и торжественно выпускает их в реку N. Ущерб компенсировали? По количеству да. А по биоразнообразию? Разумеется, нет. Мало того, что уничтожили представителей, условно, 10 видов рыбы, а выпустили только один. Так ещё та же пелядь известна своей прожорливостью, и уничтожает кормовую базу других видов рыб.
Какие претензии к металлургам? Никаких, они сделали всё, что могли, и по закону. Вот только про разнообразие в релизах лучше не упоминать при этом.
Вот совсем маленькие осётрики, навеской примерно 3 грамма.
Ещё один интересный кейс — выпуск осетровых. Совсем скоро лето, а значит, жди очередную волну торжественных релизов от меткорпораций про выпуск очередной партии мальков осетровых. Чаще всего стерляди, но иногда раскошеливаются и на сибирского осетра, и на русского (всего осетров 11 видов, а малёк стерляди примерно в два раза дешевле малька сибирского осётра). После каждого такого вкусного релиза уже представляется блюдо с копчёной осетриной и глубокие тарелки с чёрной икрой на столе каждого сталевара. Но есть нюанс.
Осетров в России запрещено вылавливать вот уже лет 20. За исключением отдельных участков на реке Лена в Восточной Сибири, где можно ловить, но по лицензии и в ограниченном количестве. А так запрет и соответствующая статья в Уголовном кодексе. Из Красной книги тоже осетров никто убирать не спешит. Спрашивается, где тогда все эти десятки и сотни миллионов мальков осетровых, которых суммарно выпустили за эти 20 лет металлурги, нефтяники, газовики, строители?
А ведь маркер успешности всех этих выпусков может быть только один — отмена запрета на вылов осетровых.
Но что-то релизов о высоком промвозврате, то есть проценте выживаемости этих мальков и их превращения во взрослых особей, в информационном поле мы не наблюдаем. Конечно, откуда об этом знать металлургам?
Растут осетры медленно: 10 лет должно пройти до периода половозрелости, когда эти осетры отгуляют в море и пойдут на нерест в те самые речушки, где их когда-то выпускали в виде мальков. Но пока что информации о восстановлении численности осетровых нигде нет, хотя применительно к другим видам рыб запреты на вылов, как правило, дают результат.
Сельдь иваси (которая на самом деле не сельдь, а сардина дальневосточная) за 25 лет восстановила популяцию и её разрешили добывать, байкальский омуль тоже восстанавливается...
Мальков осетра выпускают много, но результаты пока не видны.
А ведь восстановление осетровых видов — это как раз то самое сохранение биоразнообразия, о котором так восторженно говорят меткорпорации. Может, не стоит ограничиваться работой по принципу: «купил мальков — выпустил — пропиарил — забыл», а наращивать межотраслевое взаимодействие: следить, например, за судьбой этих осетров (не всех же их щуки съедят на пути к морю).
Некоторых осетров учёные отлавливают в научных целях, чипируют, потом подводные видеосъёмки проводят, наблюдают за ними... Из этого ведь тоже можно сделать красивую историю и не только для отчётности.
Ну а пока приходится наблюдать за новым витком экологической активности в отрасли и надеяться, что под биоразнообразием металлурги понимают не только разнообразие пиар-поводов.
Антон Белов
