На фоне успехов, которых достигают в африканских государствах в последнее время российские военные (как официальные советники, так и сотрудники частных военных компаний) в борьбе с экстремистами, всё чаще возникает вопрос: если военно-политическое влияние России в Африке начинает возрастать, может ли оно быть конвертировано в какие-то экономические преференции? Например, в горнодобывающем секторе? Есть ли на континенте перспективы у российского бизнеса?
Полвека назад Советский Союз вкладывал значительные средства в развитие африканских государств, строил им инфраструктуру, бесплатно готовил для них кадры в своих учебных заведениях. Тратил десятки миллиардов долларов. Кому-то может показаться, что вложения советского периода могут дать россиянам хотя бы удачный психологический климат для их проектов.
И такие проекты регулярно возникают, но также довольно регулярно терпят крах. Известный блогер и писатель Виталий Фёдоров даже детектив написал о россиянах в Африке — про то, как предпринимателей из бывшего Советского Союза постоянно «разводят» жулики из Сьерра-Леоне, обещая организовать «супервыгодную» добычу золота или алмазов. Его книга называется «TIA» — это аббревиатура от выражения «This is Africa!» («Это Африка!»), которым на континенте привыкли объяснять абсолютно всё (ну, вот такие у нас особенности, такие мы тут, что поделаешь).
Если же перейти от литературы к суровой реальности, то мы увидим, что жертвами недобросовестных сделок в Африке становятся не только мелкие и средние предприниматели, но порой даже гиганты отрасли.
Что говорить, если только в конце прошлого года ПАО «ГМК «Норильский никель» удалось урегулировать, наконец, свои многолетние тяжбы с правительством Ботсваны, потеряв при этом значительные суммы.
Если говорить коротко, то «Норникель» ещё в 2007 году приобрёл канадскую компанию Lione Ore с активами в Африке и Австралии за 6,4 миллиарда долларов. Включая никелевые шахты в Ботсване. Однако актив оказался крайне убыточным.
В 2014 году возникла идея продать доли «Норникеля» в ботсванских рудниках «Нкомати» и «Тэти», оставшиеся от Lion Ore, местной фирме BCL Group, принадлежащей правительству Ботсваны. Сделка была подписана, но не завершена — деньги не поступили. До конца 2021 года «Норникелю» пришлось участвовать в арбитражных разбирательствах. Причём международные структуры ворчали на русских: что это вы тут жертв колониализма обижаете? В итоге удалось прийти к мировому соглашению (объём полученной компенсации не разглашается, но она, вероятно, существенно меньше исковых требований россиян). От африканской эпопеи у менеджеров «Норникеля», вероятно, остались не лучшие воспоминания.
Нет также повести печальнее на свете, чем повесть о сталелитейном комбинате Ajaokuta Steel в Нигерии. Он строился Советским Союзом, должен был использовать местные запасы руды, и в начале девяностых был готов на 98%. Это был бы первый металлургический комбинат с полным циклом производства в Тропической Африке. Туда даже уже прокатные станы завезли. Однако из-за политических проблем в самой Нигерии, наложившихся на проблемы в России, он был остановлен. «Тяжпромэкспорт» строительно-монтажные работы завершил, но производство так и не началось.
С тех пор, уже три десятилетия, Россия ведёт переговоры о том, чтобы завершить проект (самостоятельно или в альянсе с кем-то). Последние «предварительные договорённости» о перезапуске Ajaokuta Steel были достигнуты в конце 2019 года с российской компанией «Метпром»…
Есть ли иные, успешные примеры? Да, но их можно пересчитать по пальцам, да как бы и не на одной руке. Разумеется, «Русал» в Гвинее, где добывается сырьё для его алюминиевых предприятий. Там менеджеры «Русала» пережили разное — и политические перевороты в стране, и яростные бунты местного населения на месторождениях. Но «Русал» держится. Любопытно, что часть своих месторождений бокситов компания брала в аренду на 25 лет в 2001 году, то есть скоро встанет вопрос: «Продлевать будете?»
Группа «Ренова» серьёзно вложилась в добычу марганцевой руды и производство силикомарганца в ЮАР. В 2018 году она попала под американские санкции, но, когда выяснилось, что США нужна их продукция, поступило разъяснение, что мощности в ЮАР под санкции не подпадают, так как доля собственно «Реновы» в них — менее 50%.
У «Росатома» были и остаются в Африке проекты разной степени успешности. Например, компания Uranium One (U1, контролирует зарубежные урановые активы «Росатома») планировал приобрести австралийскую Mantra Resources, которой принадлежало урановое месторождение в Танзании. Переговоры шли долго, но в итоге россияне от сделки отказались. В Намибии U1 больше «демонстрирует флаг», чем реально работает на своих лицензионных участках и т. д. В целом неопределённость будущего атомной энергетики в мире снижает привлекательность инвестиций в добычу урана.
По золоту хорошо работает в Африке Nordgold — корпорация, выросшая из золотодобывающего подразделения российской «Северстали» в 2012 году (основные акционеры — Алексей Мордашов и два его сына).
На сегодня две трети выручки приносят Nordgold её золотые рудники в Буркина-Фасо. Часть объектов Nordgold не строил с нуля, а приобрёл в уже готовом виде. Но сохранил и развил. Успешно работают и принадлежащие компании шахты в Гвинее. Алексею Мордашову предлагали эти активы обменять, но в итоге он на это не пошёл.
Однако в Гане Nordgold в 2020 году продала свои золотодобывающие активы китайцам по цене, втрое (!) превышающей объём сделанных россиянами инвестиций (некоторые СМИ даже дали тогда заголовки типа «Мордашову не повезло с африканским золотом», т. к. он сам хотел довыкупить пакет в золотодобывающей компании Cardinal в Гане, но цену перебили китайцы, и всё же всем бы так «не везло»!).
У АЛРОСА довольно успешно продолжает действовать планировавшийся ещё с советских времён, когда эта компания была «Якуталмазом», уникальный проект «Катока» в Анголе (само строительство стартовало в начале 90-х). Он осуществлён совместно с ангольской стороной (в настоящее время АЛРОСА принадлежит в проекте 41%).
При этом «Катока» вложила значительные средства, которые помогли привлечь якутские алмазодобытчики, в проект «Луаксе» (там у «Катоки» 50,5% акций) — более 200 миллионов долларов. По мнению некоторых специалистов, трубка «Луаксе» может оказаться самым значительным месторождением алмазов, открытым за последние полвека. Известно также, что АЛРОСА инвестировала средства и в геологоразведку алмазов в Зимбабве, но о позитивных результатах пока не сообщалось.
Интересный момент. Насколько нам известно, в 90-е годы прошлого века, когда возникла тема списания советского ещё долга Анголы, АЛРОСА обращалась к российскому правительству с предложением этот долг выкупить — а уж компания нашла бы, что получить взамен с богатейшей на минеральные ресурсы страны Африки. Но компании чиновники рекомендовали забыть даже думать об этом.
Большая часть долга СССР (правопреемником которого юридически является Россия) оказалась просто списана, остальная часть «ангольского долга» по мутным схемам была конвертирована в ценные бумаги и… растворилась, сделав безумно богатыми некоторых «операторов процесса» в России и Израиле, но не дав нашей стране ничего. Это то, что нужно знать о поддержке российского бизнеса в Африке собственным государством.
Конечно, с тех пор прошло много лет. Может показаться, что ситуация как-то меняется. В 2019 году в Сочи прошёл первый международный саммит «Россия — Африка» (на который, между прочим, приехали высшие руководители 43 африканских государств). Позднее такие саммиты стали регулярными. И на самих этих саммитах, и в кулуарах много говорится об участии российского бизнеса в африканских горнорудных проектах. Но реальных подвижек особо не заметно.
Геолог Андрей Рацко, много лет проработавший в Африке (как от АО «Зарубежгеология», так и от различных частных компаний), полагает, что для достижения успеха на африканском континенте российскому бизнесу нужно более полно учитывать местные особенности.
Вот его мнение: «Африка — она очень сильно разная. Конго и ЮАР — это совершенно разные миры. Хуже того, в одной стране бывает: едешь по дороге, проехал одну деревню, другую, а в третьей живёт уже племя, которое не понимает язык первых двух.
В целом к России, по старой памяти, в Африке отношение благожелательное. Но это практических преимуществ не даёт. Никто из чиновников не будет тебе помогать по этой причине. Правда, несколько раз я встречал русскоговорящих чиновников, получивших образование в Советском Союзе — вот они действительно могли помочь и это решало многие проблемы. Но с тех пор уже сменилось поколение… А конкуренция со стороны других стран, тех же китайцев, серьёзно нарастает.
В самом общем виде частая ошибка наших соотечественников — они нередко думают, что, „подружившись“ с каким-то важным чиновником в столице, они решили в африканской стране свои основные проблемы. Но это, как правило, не так. На местах обычно бывают свои „авторитеты“ и „лидеры мнений“, которым центральное правительство может быть совершенно не указ. А потом на местах возникают „неожиданные“ проблемы… Я достаточно успешно работал на этом континенте, и могу сказать так: хочешь вести проекты в Африке — опирайся на местных специалистов, в том числе, кстати, и юристов, открой пошире глаза, забыв о ксенофобии. Попал в другой мир — уважай его правила и учись!»
Конечно, политическая нестабильность в Африке сразу переводит инвестиции в этот регион в разряд рискованных. Для весьма затратных горнорудных проектов это особенно актуально. Растёт и конкуренция на рынке, в том числе со стороны корпораций из КНР (которые располагают огромными финансовыми ресурсами и предпочитают в Африку завозить собственный персонал «под ключ», не только ценных специалистов, но вообще всех).
Иногда помогает русская смекалка. На одной конференции нам в кулуарах удалось услышать, как представитель российской горной компании делился впечатлениями от своей работы в Западной Африке: «Зато мы на дроблении сэкономили! Там женщины традиционно часами что-то в ступах толкут. Мы их наняли за копейки — пусть дробят породу. И им привычно, и нам выгодно…»
Африка — это всё-таки гигантский континент и гигантский рынок. В данном обзоре я не претендую на полноту освещения темы «российские горно-металлургические проекты в Африке». В дальнейшем мы постараемся рассказать об их опыте подробнее — как в отраслевом, так и в страновом аспектах.
